Page 36 - 7Days

НЕЛЕГКИЕ МИРЫ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ СОЦИУМ лиана перевороты. Сказано же было: Пруст, Джойс и Кафка. А остальным слабо. Еще один комплимент Александра Ге- АЛАВЕРДОВА, ниса: «Таким бы был русский человек, Нью-Йорк, если бы не было революции». И тут не могу с ним согласиться. У Татьяны сШа Толстой и воспитание прекрасное, и талант, и родословная (кто еще может Татьяна Толстая вновь приехала в похвастаться, что один дедушка – А.Н. Америку и вновь посетила Бруклин- Толстой, тот самый автор «Петра Пер- скую публичную библиотеку, где вы- вого», а другой – М. Л. Лозинский?) Но, ступала уже не раз. Прошлое высту- если б не было революции, мы бы не пление, говорят, совпало с началом услыхали матерков в ее письменной урагана Сэнди. Мне, как и многим тог- речи, да и устная могла бы быть по- да, было не до встречи с писателями. мягче, что греха таить. Если б не было Сейчас же состоялся вполне спокой- революции, возможно, не было бы и ный разговор о литературе, который Т. этой горечи и боли за Россию, и отсут- Толстая вела не одна, а в сообществе с ствие иллюзий по поводу народа. Как мефистофелеподобным Александром пишет она сама: «Я народ не идеали- Генисом. Сама Т. Толстая тоже выгляде- зирую. Я его люблю черненьким». Так ла в меру демонически: черные воло- что Генис, перехваливая Толстую, ока- сы, черные сапоги и черное платье, на зывает ей медвежью услугу. Читаем на котором, смягчая облик литератора, суперобложке книги: «Сливаясь и рас- белело стилизованное изображение ходясь с автором, рассказчица плетет головы человека, похожего на Давида кружевные истории своей жизни, в работы Микеланджело. Если вам по- том числе – про любовь, как Бунин». казалось, что я пишу немного зло, вы Ну при чем здесь Бунин? Как будто ни- не ошиблись; видимо, подзаразилась кто не писал о любви, кроме него, пра- от Татьяны Никитичны, прочитав ее во. Превзошел Гениса Иван Давыдов, Александр Генис и Татьяна Толстая новую книгу «Легкие миры» (Москва: назвавший Т. Толстую «живым класси- АСТ, 2014). Улыбчиво-лукавый Генис ком». Это высказывание приводится в но вот не было сформулировано. Со Спросила публика ее о Дине Руби- удачно контрастировал с тяжеловес- конце книги (на суперобложке места мной срезонировали ее слова: «Изо- ной. Тут, боюсь, героиня моего рас- ной собеседницей. Я имею в виду не не хватило). Но на лесть покупаются бразительное искусство потеряло сказа слукавила. Она, дескать, сейчас столько внешность, сколько мане- даже те, кто ни на что не покупается. свой язык» (это о том, куда завел про- никого не читает, так как ей зрение ру общения: резкую, безрадостную, Что адекватно человеческой природе. цесс разрушения с его пресловутым не позволяет: все расплывается, и пусть даже улыбки и проглядывали Основная часть встречи протекла в «Черным (чертовым) квадратом»). Или читать она может только крупными иногда на челе писательницы. Да она рассуждениях о филологии: о новооб- «Демократия – страшная вещь. У всех буквами с экрана компьютера. Я бы и не скрывает свой непростой харак- разованиях типа «ботаник» и «шнурки появился голос». Или о том, как ей не пожалела страдалицу, но при мне она тер. Так и сказала «Я человек отдель- в стакане», и об уменьшительных суф- нравится звучание собственного голо- довольно бодро прочла записки, по- ный, я человек надменный» в беседе фиксах русского языка. Дескать, как са. Как и всем нам. данные из зала... «А как Вы относитесь с Иваном Давыдовым (интервью из много в них смысла, и как невозможно «Пока я здесь, мне есть что сказать» – к Быкову? А к Акунину?» Тут уж Генис той же книги). Если после чтения Пе- перевести на английский «селедоч- некогда декларировала Толстая Генису, рассердился, хотя виду не подал, но трушевской, по словам Т. Толстой, не ки», «огурчиков», «сучара», пардон. Т. и в это веришь. Бог и вправду поцело- заметил, что, мол, пришел к Вам писа- остается никаких надежд, то после Толстая, по ее словам, не пурист (а то вал ее в темечко. Читаешь ее прозу – и тель, а Вы ее расспрашиваете о дру- чтения Т. Толстой – никаких иллюзий. мы б не догадались!). Иное вульгарное смешно, и грустно, и восторг, в общем, гих. Зачем? Но вернемся к нашей встрече. «25 слово в необходимом месте может за- настоящая литература. Все же Толстая Я, признаться, грешным делом со- лет назад, – бодро начал Генис, – пала блестеть, как алмаз. Трудно не согла- - не Жванецкий и не Шендерович. У биралась уколоть Т.Толстую за анти- берлинская стена. А 30 лет назад вы- ситься, но еще труднее не заметить, нее есть настоящая лирическая нота, американизм. Примеров пруд пруди. шел рассказ «Соня»». Как считает Ге- что этих алмазов у Толстой что-то рас- трепетная и неподдельная. В нее абсо- В Америке «цветы не пахнут, овощи нис, сие событие ознаменовало явле- сыпано немерено щедрою рукой, («не лютно веришь. Когда она пишет о са- не имеют вкуса». Бедные мы бедные, ние новой литературы народу. Татьяна счесть алмазов пламенных в лабазах мом дорогом: об отце, матери, доме, о что мы здесь едим, что обоняем? Про- Толстая, по мнению критика, «сшила каменных»), и в слове на букву «б» у любви (как Толстая, а не Бунин). Вот как читав «Легкие миры», убедилась, что серебряный век с нашим веком». Тут нее то «т», то «д» в середине. Отчего заканчивается ее коротенький расска- некто и по другую сторону океана не могу не вклиниться в поток ком- это? Интересно было слушать и о том, зик об умершем человеке. «Там такой может упрекнуть ее за антироссий- плиментов, более уместных во время как ей пишется, или, казенно выража- незастроенный, огороженный участок, ские сантименты, и анти- еще какие застолья. Безусловно, Т.Толстой и А. ясь, о творческом процессе. Что ты не и на нем дерево в белом цвету, в тем- угодно. Таков ее взгляд, диапазон Генису было не впервой беседовать, знаешь, о чем ты напишешь. Что смыс- ноте не разберу какое. И посреди этой – от лирика до сатирика. Словно бы № 45 [924] 12.05.2014 - 12.11.2014 лести. Так-таки серебряный век и, раз из-под колес и облили дождем. и всей этой бессмыслицы и безнадеги общем, к Америке хорошо отношусь, городской вони, и опасных подвыпив- чего они и не скрывали, но все же есть лы возникают, как силуэт человека-не- открещиваясь от всех подобных об- винений, Т. Толстая написала: «Я, в предел даже для самой безудержной видимки, когда его обрызгали грязью ших мужиков, и ментов по соседству, зачем-то на дереве расселись соловьи нынешний антиамериканизм, как и У нее особая острота зрения. Такая тебе, Татьяна Толстая, к нему пристег- все националистические фобии, мне и поют. Совсем с ума, наверно, посхо- нутая. Рассказ «Соня» и в самом деле здоровая злость на идиотизм, кото- замечательный. Я его перечитала. рого много вокруг, куда ни глянь. Но дили. Совсем». Т. Толстая великолепно претит. Баланс хорошего и дурного умеет поставить точку в конце расска- в Америке очень приличный, а если Щемящий, печальный, удивительный люди в основном его не замечают, за. Последние строки – ударные. Ей это президент болван, так скоро другого рассказ. Настоящая литература, не- привыкли. Иногда ее стиль напоми- чего и говорить. Но только не надо нает Жванецкого и Шендеровича по дано, как хорошему поэту. А «Легкие выберут. Но жить там я не хочу, я хочу представлять дело так, как будто этот хлесткости, афористичности. Иногда миры» – это метафора, как вы могли бы жить тут. Здесь совсем не лучше. Про- рассказ совершил переворот в лите- она проговаривает вслух то, что про- догадаться. Нечто необъяснимое, то, сто там чужое, а тут свое». 36 ратуре. Мало кто способен совершать сто, казалось, лежит на поверхности, чего нет на самом деле. Сказала, как отрезала. Вопросы есть?